«Будешь со мной, тварь»: как мигрантки спасаются от домашнего насилия

Имена изменены по просьбе героинь.

«Он хватает фен, наскоро кромсает ножницами провод от него и начинает меня им душить. Я валюсь на пол и вижу лицо его брата. Он смотрит на меня и ничего не делает. У меня начинают неметь руки, голова будто отваливается, в глазах рябь, темнота», – вспоминает 32-летняя жительница Новосибирска Рахат свою вторую беременность. Тогда муж избивал ее почти каждый день. Иногда она пыталась взять на руки годовалую дочь в страхе за ребенка. Но и с дочерью на руках муж избивал Рахат. Дочь не трогал, бил метко.

Рахат начинает плакать, вспоминая один из таких случаев. Берет в руки раскраску дочери, начинает дорисовывать за ней какую-то мультяшную героиню и успокаивается. Мы говорим с ней в кризисном центре для женщин, в котором Рахат живет уже два года. Сейчас для нее это самое безопасное место на земле.

Рахат выросла в полноценной семье, где родители не садились есть друг без друга. А сама вышла замуж за пьющего мужчину в Киргизии. Через год развелась. Потом, в 2012 году, она приехала на заработки в Россию и в 27 лет вышла замуж во второй раз – за своего односельчанина, которого встретила в Новосибирске. Тогда он уже получил гражданство России. Сначала все было нормально. Новый муж не пил, не курил. Но очень скоро начал бить Рахат.

«Один день бьет, а шесть дней у меня женское счастье: мы много времени были вместе, он спешил ко мне домой, был внимательным, иногда ревновал, — рассказывает Рахат. — Я думала, что это в природе мужчин – ревновать, проявлять силу. В 2015 году я родила дочь и буквально сразу забеременела во второй раз, хотя еще кормила грудью и мы предохранялись. Но я решила оставить ребенка, и через год родился сын. Тогда начался настоящий ад. Теперь он бил меня почти каждый день из-за любой мелочи, пьяный и трезвый».

В 2015 году Рахат уехала к родителям в Киргизию и решила остаться. Муж заподозрил неладное и поехал за ней. Сначала он сделал вид, что просто хочет повидать дочь. Он пришел в дом к родителям и попросился с ней посидеть. А потом выкрал девочку и прятал три дня.

Шантаж, связанный с отсутствием документов, в среде мигрантов не редкость. Мужья могут хранить паспорта, регистрации на проживание по месту жительства, медстраховки и все деньги при себе, выдавая жене на руки при крайней необходимости, рассказывает психолог и руководитель приюта для женщин и детей в новосибирском благотворительном центре «Каритас» Юлия Крюкова.

«Не раз бывало, что женщины спрашивали, приходя к нам, не будем ли мы их здесь бить. Это звучит абсурдно, но с этими женщинами долго жестоко обращались мужья – чтобы выйти из этого стресса, нужны время и психолог. Многие женщины-мигрантки жили без гражданства России, родили детей, которые стали гражданами, мужья сделали гражданство, а жен изолировали от общества. В некоторых семьях мы сталкивались и с изоляцией детей – им не давали образования, они сидели дома с матерью», — говорит Юлия.

В новосибирском приюте «Каритас» для женщин и детей, попавших в кризисную ситуацию, могут жить 20 семей. Двухэтажное здание разбито на несколько секций по две квартиры, внутри которых есть спальня, санузел и общая, на две квартиры, кухня. Обстановка максимально приближена к домашней. До 100 семей могут находиться на патронаже: получать продукты, деньги, консультации юристов и психологов. Юлия Крюкова говорит, что около 40 % таких семей – семьи мигрантов.

После неудачной попытки остаться в Киргизии у родителей Рахат вернулась с мужем в Россию. По приезде он попросил, чтоб она отдала ему все документы на себя и детей.

«У нас была такая большая папка, где лежали все документы, – продолжает Рахат. – Когда мы ругались, он забирал ее с собой. Как только у меня сходили синяки, папка с документами оставалась дома. Тогда мы уже не жили как муж с женой – он меня насиловал. Я не хотела связи, мне было отвратительно с ним спать. Я говорила нет, а он все равно принуждал меня к сексу».

В полицию Рахат идти боялась. Вдруг будут проблемы с документами, выдворят из страны, заберут детей:

«Муж мне внушил, что они все граждане, а я никто и прав у меня нет. Я даже начала заикаться, хотя раньше такой проблемы у меня не было. Целыми днями он работал таксистом, а выходить из дома одной мне запрещал. Почти не давал денег и привозил еду и бытовые принадлежности сам. Иногда еда кончалась и мне не на что было купить хлеба. Иметь на руках 50 рублей в неделю было для меня большой удачей».

Когда у Рахат еще не было детей и они с мужем сильно поругались, она убежала в квартиру к сестре:

«Он приехал туда, подкараулил меня и, когда я вышла из дома, начал гонять по двору. Я пыталась забраться повыше на детские горки, чтобы от него увернуться. А он набрал у дороги камней, стал бросать в меня и кричал: «Будешь со мной, сука? Будешь со мной, тварь?». Пришлось согласиться».

В 2017 году Рахат начала искать, куда уйти. Завела тайную сим-карту, с нее звонила, заходила в группы во «ВКонтакте», спрашивала в комментариях, куда пойти в ее ситуации. Информацию она никуда не записывала, все запоминала, чтобы муж не понял.

Контроль и ежедневное запугивание, ограничение доступа к внешнему миру – это признаки домашней тирании, считают специалисты центра «Каритас». Но даже если у женщин нет доступа к интернету, есть вероятность найти листовки кризисных центров с адресами и телефонами в детских садах, поликлиниках, центрах соцзащиты, куда мигрантки часто приходят с детьми или за социальной помощью. Если женщина не может покинуть дом, чаще всего нужными сведениями ее снабжают подруги или родственницы, которым мужья разрешают к ней приходить.

Одна из мигранток, чья семья находится на патронаже в «Каритас», приводит своих детей в детский лагерь при центре и знает обо всех услугах организации, в том числе и о кризисных. Хотя на все – даже на разговор с авторкой этого текста – она спрашивает разрешение у мужа и почти весь день проводит дома, покидая его только по предварительному согласованию с супругом. При этом она говорит, что муж не бьет ее и у них все хорошо.

«Обычно муж приходил в четыре часа утра, и я должна была разогреть еду, накормить, напоить, еще и выслушать его, – говорит Рахат. – И как-то раз его не было сутки. Я радовалась, потому что я очень хорошо спала без него. Утром он позвонил мне, сказал, что скоро приедет и чтоб накрывала на стол. Тогда его брат жил с нами в соседней комнате. И он видел, что мужа не было сутки. Когда они сели за стол, брат спрашивает меня при муже: «Где он был, в Кемерове своем?». Муж всегда говорил, когда не ночевал, что едет по делам в Кемерово. Это у нас означало: к проституткам. Я ответила брату по обыкновению: «Да, в Кемерове». Мы рассмеялись».

Тогда муж Рахат понял, что все в курсе, что такое «Кемерово», и разозлился. Встал, разбросал вещи, тарелку плова опрокинул на жену, а потом избил. Их дочь в это время сидела в кресле и смотрела мультик стеклянными глазами, даже головы не могла повернуть на них. В квартире был погром. Затем муж приказал Рахат все убрать за ним, сломал ее телефон и уехал на работу.

Она уже нашла адрес приюта, куда можно было сбежать. Когда муж был на работе, Рахат начала собираться. Самое необходимое взяла с собой, остальные вещи собрала в большую сумку, которую перекинула через забор к соседям. Они согласились спрятать ее вещи и дали в дорогу 1000 рублей.

«Я посадила годовалого сына и двухлетнюю дочь в коляску и побежала на остановку. Я помню тот день: ноябрь, снег, слякоть, минуты тянулись очень долго. Я так боялась, что мы с мужем пересечемся – он бы меня в живых не оставил».

В полиции за нанесение тяжких телесных повреждений могут завести уголовное дело, если жертва напишет заявление. За нетяжкие побои в отношении близких можно получить штраф в 5-30 тысяч рублей, арест до 15 суток или обязательные работы на срок до 120 часов. Однако иногда для мигранта правонарушение может означать выдворение на родину, например, если нарушен Уголовный кодекс или режим пребывания.

Но даже если человек пребывает в России на законных основаниях и ничего не нарушает, мигранты лишний раз с полицией предпочитают не связываться. Уполномоченный по правам человека в Томской области и юрист Елена Карташова считает, что домашнее насилие в среде мигрантов отличается от него же в российских семьях «степенью замалчивания». В остальном проблемы те же: в праве отсутствует«домашнее насилие» как термин, специального закона до сих пор нет, меры профилактики не разработаны, а в обществе есть невнятное представление о насилии дома как варианте нормы. Точной статистики по домашнему насилию, особенно в семьях мигрантов, нет.

Последние несколько лет суды в России пытаются соблюдать баланс интересов семьи, и если женщина просрочит регистрацию, а у нее здесь дети – граждане России, – то вопрос вполне может решиться в ее пользу, – считает Елена Карташова.

Чолпон – уроженка небольшого села в Киргизии. Сейчас она медсестра детской реанимации в Новосибирске. У нее двое детей, ипотека, гражданство России. В 42 года она испытывает отвращение ко всем мужчинам, кроме сына. Замуж не собирается. Десять лет назад все было не так.

После развода с первым мужем Чолпон приехала в Новосибирск, в 2010 году получила местную прописку и устроилась работать по специальности – медсестрой. Сняла квартиру, а там сломался холодильник.

«Обычно в таких случаях мы обращаемся к землякам за помощью, – рассказывает Чолпон. – Так я и познакомилась со вторым мужем. Он сделал предложение, хотя я сразу сказала, что бесплодна. И как только мы съехались, я залетела. У нас родилась дочь, а через два года я забеременела снова. К тому времени он работал на стройке и там обзавелся друзьями-собутыльниками, а я – первыми синяками. Работать он стал все меньше, а напиваться с друзьями все чаще, причем у нас дома. Он приходил пьяный вместе с компанией, требовал стол им накрывать».

По-настоящему Чолпон испугалась, когда муж начал кидаться на нее с ножом. Однажды он избил ее и угрожал убить. Соседи вызвали полицию, мужа забрали. Чолпон написала на него заявление, но делу не дали ход. Хотя, когда полиция его забирала, весь пол в их квартире был в крови. На утро мужа Чолпон отпустили.

В национальных диаспорах домашнее насилие осуждают, но в семейные дела предпочитают часто не вмешиваться.

«Семейные скандалы действительно происходят в среде мигрантов, но на молодые семьи по-прежнему влияют родители, даже если они остались на родине, – говорит глава узбекской диаспоры в Томской области Атабек Абдуллаев. – Иногда один звонок по скайпу домой может прекратить насилие. Любой приличный восточный мужчина боится осуждения родителей на протяжении всей жизни».

Однако Атабек Абдуллаев считает, что несмотря на устои, люди меняются, когда приезжают в Россию. Мужчины всегда чувствуют себя в России более вольно, чем на родине, где они на глазах у родственников. Женщины начинают разделять взгляды россиянок и требовать от мужей верности. На почве всего этого семейных разладов становится больше. Руководители диаспор могут провести с семьей профилактическую беседу. В полицию в таких случаях обращаться нежелательно. Считается, что за любое малейшее нарушение мигранта могут выдворить. Часто самим женщинам невыгодна депортация мужей, потому что те их содержат.

«Я была на восьмом месяце беременности, – продолжает рассказывать свою историю Чолпон. – Однажды муж снова пришел с друзьями к нам домой, они напились и началась какая-то драка. Я выставила гостей вон, а муж разозлился, что из-за меня не успел дать им сдачи. И вместо его друзей получила я. Он завалил меня, начал бить ногами прямо в живот. А я ничего не чувствовала, никакой боли, у меня был шок. Когда он сорвал всю злость на мне, испугался. Понял, что мог убить ребенка ударами в живот. В тот же день он собрал вещи и ушел. А у меня наутро начались схватки.

Роды прошли на удивление нормально, но когда моему сыну сделали нейросонографию (обследование головного мозга у новорожденных – прим. ред.), то обнаружили кровоизлияние в мозг. Тогда было подозрение, что сын может остаться инвалидом. Три месяца мы пробыли в реанимации. Его кое-как спасли. Сейчас ему шесть лет, но мы до сих пор лечимся».

Пока мы говорим, сын Чолпон бегает во дворе и кормит голубей.

«В феврале 2013 года я вышла из больницы и оказалась с дочерью и маленьким сыном на улице, – продолжает Чолпон. – Арендодатель не поверил, что я оплачу те месяцы, что была в больнице, и выселил меня. По району пошли слухи, что меня избивал муж и болен ребенок. Я всегда покупала еду на одном рынке и пришла туда после выписки за продуктами. Стояла в слезах с ребенком у прилавка. И продавец мне говорит: «Я знаю, что с тобой. Я могу выдать продукты бесплатно, но при одном условии». И смотрел на меня по-издевательски. У меня все в глазах потемнело от его слов, я его послала к черту и убежала».

В Киргизию Чолпон не могла вернуться. Ее родители и старший брат там давно умерли, младший брат жил очень бедно. К тому же в тех краях нет никакой цивилизации: поле, и все. Чолпон боялась потерять там больного сына без медпомощи. Когда ее коллеги по работе обо всем узнали, то нашли Чолпон приют для женщин с детьми, куда она ушла жить. Спустя несколько месяцев, в 2014 году, она нашла новое жилье и переехала из приюта. Потом взяла квартиру в ипотеку.

«Спустя годы я могу точно сказать: ни один мусульманин не будет дома помогать жене. А побить – пожалуйста. Недавно знакомая киргизка звонит в 12 ночи: «Плохо, приди давление измерь». Прихожу, она вся в синяках. Муж избил ее. И она молчит, не уходит. Потому что воспитание другое. Женщины сидят дома, как овцы в загоне. Они даже в глаза никому не смотрят – только вниз».

Руководитель приюта для матерей с детьми в новосибирском «Каритас» Юлия Крюкова считает, что созависимость супругов в проблемных семьях мигрантов укрепляется традициями, которыми легко оправдать происходящее. Женщина должна терпеть и слушаться мужа. Утром она приходит в приют, а вечером мирится с мужем. Но на следующий день он опять ее избивает. Специалисты пытаются объяснять женщинам, что нельзя себя «сдавать» агрессору. На случай если разгневанный супруг все же найдет адрес и попытается забрать жену против ее воли, в приют вызывают полицию по тревожной кнопке.

Рахат с двумя маленькими детьми удалось сбежать в тот вечер. Она села в автобус до возвращения домой супруга: «Я увидела из окна автобуса, как он едет на машине домой. А он меня не увидел. Эти несколько минут спасли мне жизнь. Вечером я была уже в приюте», – вспоминает Рахат.

С тех пор прошло два года. Рахат до сих пор в бегах. Боится, что муж может ее убить. Когда она уехала в приют, муж объявил ее в розыск. Сестра считала, что ее спрятал он, а муж обвинял в полиции Рахат в том, что она сбежала с его кредитной картой, где было 100 тысяч рублей, к сестре. Правда, полиция нашла карту в квартире мужчины.

Сейчас Рахат убирает квартиры, второй год живет в приюте и оформляет гражданство России. После этого она намерена подать на развод. Ее пятилетняя дочь долгое время не могла общаться с другими людьми – не отходила от матери. С девочкой работала психолог. А сама Рахат, наконец, перестала заикаться.

Согласно статистике МВД России и данным Росстата, в 2018 году было оформлено более 1 млн патентов на проживание иностранных граждан, среди которых больше половины – граждане СНГ. Из них мужчин – 280 тысяч человек, женщин – 230 тысяч. Более 153 тысяч человек получили регистрацию временного проживания. По данным за 2013-2017 годы, представленным в научной​ статье криминолога Валентина Харламова, в семьях мигрантов женщины являлись жертвами семейного насилия в 30 % зарегистрированных случаев.

Обе героини материала приехали из Киргизии. В докладе Международной федерации по правам человека за 2016 год о женщинах и детях из Кыргызстана, вовлеченных в миграцию, говорится, что около 30 % женщин репродуктивного возраста страдают от домашнего насилия на родине. В России, по мнению экспертов, ситуация усугубляется из-за «феминизации бедности» и меньшей правовой защищенности, связанной со статусом мигрантов.