Как мобилизация в России сказалась на жизни рабочих из Центральной Азии, как война заставляет россиян менять мнение о миграции и чем кыргызстанцы отличаются от других мигрантов – правозащитница Валентина Чупик рассказала в интервью «Клоопу».
– Есть ли статистические данные о мобилизованных в России уроженцах Кыргызстана?
– Статистических данных нет и не будет – и не ждите, и ни у кого не спрашивайте статистические данные. Потому что эти данные скрыты.
Что касается того, что происходит с мобилизацией – есть принуждение мигрантов к заключению контрактов на добровольную военную службу.
Каким образом происходит принуждение?
Первый вид — это путем обмана. Когда люди проходят медобследование, дактилоскопирование и оформляют патенты в [московском миграционном центре] «Сахарово», им на подпись дают пачку бумаги и говорят: «Подпиши быстро здесь и здесь». И человеку среди этой пачки листов засовывают в том числе контракт на добровольную военную службу.
В нем всего две странички, он напечатан очень мелким шрифтом. Он написан весьма непонятно, и люди не читая это подписывают – и потом оказываются завербованными.
Когда они оформляют какие-то документы в «Сахарово», им на заднюю сторону паспорта клеят стикер. Если на этом стикере стоит буква V, значит вы, не зная того, подписали этот контракт на добровольную военную службу. У нас уже есть такие кейсы, мы такое уже выявляли.
Вторая форма принуждения — в отношении весьма глупых мигрантов, их запугивают: «А у тебя документы не в порядке. Мы тебя депортируем, или вот здесь распишись». И он расписывается «вот здесь», не читая – и оказывается завербованным.
Третья форма — прямое насилие, физическое или психологическое. Когда людям угрожают, что на них сфальсифицируют уголовные дела – например, подкинут наркотики, – если они не распишутся. И, как правило, в этом случае человек уже знает, что его вербуют в армию*.
*«Клоопу» пока не удалось связаться с мигрантами, которых принудили подписать контракт в российскую армию способами, описанными Валентиной Чупик.
У меня был кейс 27 сентября. Мальчик-кыргыз, обычный курьер, доставщик «Яндекс Еды» ехал по улице на своем велосипеде – его остановили полицейские. Потребовали у него документы, он дал документы, они сказали: «Пошли в наш автобус». Он подошел к автобусу, двери открылись, из автобуса кто-то высунулся, подхватил его за подмышки, втащил [внутрь автобуса]. Его избили ногами и дубинками, причем избили сильно – у него сотрясение мозга, сломаны ребра, многочисленные ушибы. И сказали, что он должен подписать контракт – ехать в Украину. Он отказался.
Его удерживали на полу ногами за руки и за ноги, и несколько раз прикладывали к его половым органам электрошокер. После этого он сказал: «Я подпишу все, что угодно» – и подписал.
Его просто выкинули из автобуса на проезжую часть. Другой курьер его подобрал, позвонил третьему курьеру, тот знал меня – мы через курьеров собрали денег и эвакуировали его из России. В ночь на 1 октября он пересек границу Казахстана.
И это не один случай – это случай самый громкий и скандальный. Но много случаев, когда разобьют нос, выбьют зубы – и уже за это человек подписывается. Или человека прикуют наручниками к решетке, подвесят, и он после нескольких часов подписывает такой контракт.
– Есть ли механизмы защиты от незаконной мобилизации?
– Фактически – нет, потому что сейчас правоохранительная система в России не заточена на охрану прав – она заточена на обслуживание интересов тоталитарного режима. И они безусловно не будут защищать [людей от мобилизации].
Что я советую всем — уезжать немедленно. Если вам дают что-то на подпись и особенно требуют подписать – ни в коем случае не подписывать. Фотографировать, звонить мне – нескольких человек мы так спасли.
Я знаю, что это можно сделать, если позвонить в полицию и наорать, но я не знаю какие будут последствия для этого человека. Да, его сейчас отпустят, а что будет завтра, я не знаю. И я все равно советую уехать.
Нужно понимать, что да, в России сейчас зарплата все еще больше, чем в Кыргызстане и других странах СНГ, но это продлится недолго. Весьма вероятно, что границы будут полностью закрыты. Весьма вероятно, что [людей] фактически будут использовать как рабов, потому что не будет альтернатив выезда, не будет альтернатив ухода к другому работодателю.
В мобилизационном указе Путина есть такой интересный подпункт «б» пункта 6, где написано, что оборонный заказ будут исполнять без дополнительного финансирования*. Фактически это значит рабский труд — зарплату платить необязательно.
*Как выглядит этот подпункт?
«Правительству Российской Федерации принять необходимые меры для удовлетворения потребностей Вооруженных Сил Российской Федерации, других войск, воинских формирований и органов в период частичной мобилизации».
Надо понимать, что самыми уязвимыми и самыми подверженными этому являются мигранты, поэтому именно они рискуют больше всего.
Поэтому я советую: на свете еще 206 стран, ребята – в принципе, есть, куда поехать. Я понимаю, что визы получить сложно, но легче получить визу, чем умереть. Не надо рисковать жизнью и свободой.
– Как обстоят дела у людей с двумя гражданствами?
– Мы вывезли 242 человека из России: и тех, которые уже имеют российские паспорта (их, наверное, процентов 80), и тех, кто российских паспортов не имеет. Я вам покажу сообщение человека, у которого российского гражданства нет. Ему пришла повестка.
Они приходят к тем людям, у которых есть постоянная прописка – то есть обладателям РВП (разрешение на временное проживание в России) и ВНЖ (вид на жительство), независимо от того, имеют ли они российское гражданство.
– Могут ли мигранты отказаться от получения повестки?
– Да, и это нужно делать. За это штраф от 500 до 3000 рублей, но вы можете быть подвергнуты принудительному приводу в военкомат для получения этой повестки там.
Поэтому, если от вас ушли, не вручив вам повестку, а воткнув ее в дверь или почтовый ящик, просто пакуйте чемоданы и мотайте из этого места. Чтобы вас там близко не было, и чтобы вас нельзя было найти у родителей или школьных друзей. Чтобы [у вас] был совершенно новый адрес, где вас не должны видеть. И вообще, лучше уезжать.
– С какими еще проблемами сталкиваются кыргызские мигранты в России?
В России очень активно меняется законодательство и практика его применения, поэтому изменений с миграцией очень много. За это время стал активно применяться 274 закон, который установил необходимость прохождения медосмотра и дактилоскопирования для мигрантов. Стали раздавать запреты на въезд за то, что человек их не прошел.
Это было первое серьезное изменение, которое во многом коснулось граждан Кыргызстана в первую очередь. Потому что они не слишком юридически грамотны и не осознали этот закон как касающийся лично их – и просто продолжали ездить и не соблюдать это правило.
Второй тип изменений связан с тем, что в июле ФСБ посадила четырех крупных торговцев документами – этнических кыргызов, граждан России. Они продавали процентов 80 тех документов, которые покупают кыргызстанцы в России.
Нужно понимать, что даже если документ есть в базе, но вы не живете по адресу регистрации или не работаете в организации, которая записана в вашем трудовом договоре, то этот документ – фальшивый. Потому что регистрация, которая есть в базе, не представляет ценности. Регистрация — это сообщение государству адреса, где вы живете. Если вы там не живете, то вы государству наврали, и вас должны депортировать – и это правильно.
Точно так же, если вы купили трудовой договор и вы не работаете в этом месте и не платите налоги, значит это – фальшивый трудовой договор. Если на вас возбудят уголовное дело за использование заведомо недействительных документов, то это тоже будет правильно.
И пошла волна депортаций и возбуждения уголовных дел по частям 3 и 5 статьи 327 Уголовного кодекса РФ – за использование заведомо недействительных документов. Между прочим, там до года тюрьмы полагается в части 3.
Это тоже не было осознанно, воспринималось как: «Ой, перестали работать те люди, которые всегда нам делали регистрацию. У нас всегда были хорошие регистрации в базе и всегда были хорошие трудовые договоры».
Ничего хорошего не было – просто есть юридическая безграмотность и неправильное восприятие своей правовой ситуации.
[Кроме того,] был распространен миф о том, что те, кому аннулировали миграционный учет и трудовой договор, должны выехать [из России] до 3 августа. Это привело к ажиотажу и авиакатастрофам на границе, к большому количеству конфликтов.
На самом деле про 3 августа – это абсолютная ложь. И поездка на границу проблему никак не решает, а только усугубляет. Потому что, если человек находился в России нелегально свыше 30 дней, то ему автоматически ставится запрет на въезд. То есть, когда граждане Кыргызстана выезжали на границу, они свое текущее пребывание делали предыдущим – и гарантировали себе запрет на въезд.
– Почему вы говорите, что эта проблема касается в основном граждан Кыргызстана?
– Есть выходцы из всех стран Центральной Азии, которые покупают документы. Но среди кыргызстанцев таких, к сожалению, большинство. Потому что они ведут себя достаточно «сепаратистски» по отношению к другим мигрантам. Они общаются исключительно в своей среде и из-за этого невероятно много теряют.
Вот на примере регистраций. Что делают узбеки? Их тоже живет по 10 человек в квартире – вы думаете, они чем-то отличаются от кыргызстанцев? Ничем. Но узбеки к хозяину квартиры подходят вдесятером, давят на него и требуют, чтобы он их всех зарегистрировал.
Что происходит у кыргызстанцев? Какая-то кыргызская семья из двух-трех человек, которая уже имеет российское гражданство, снимает квартиру, а потом пересдает ее своим же соотечественникам за куда большие деньги. Наживается на них – раз, и подставляет их по полной программе – два. Потому что эти жильцы, незнакомые с хозяином квартиры, даже не могут потребовать, чтобы их зарегистрировали по этому адресу. В результате вся масса людей, которые живут в пересданных квартирах, не может быть зарегистрированы там, где живут, и становятся нарушителями.
Вот в этом очень большая проблема [кыргызстанцев в России]. У меня полно мигрантов, которые к нам обращаются, где в одной квартире живут узбеки, таджики и азербайджанцы. Но в этой квартире точно не будет жить ни одного кыргыза.
А в квартирах, где живут кыргызы, не живет больше никто. Соответственно, не происходит информационного обмена с [мигрантами из других стран], и происходят все вот эти проблемы, которых могло бы и не быть, если бы они вели себя иначе.
– Почему так происходит?
– Я думаю, что [кыргызские мигранты] следуют привычным паттернам и пытаются воспроизвести в России ту среду, в которой они живут в Кыргызстане. А она не состоит из узбеков, таджиков и азербайджанцев – она состоит из их родственников и соотечественников. Они просто таким образом психологически защищаются.
Это какой-то своего рода инфантилизм. Если повзрослеть, то это все пройдет. И я знаю немало кыргызстанских мигрантов, которые выходят в широкий мир, от этого много приобретают, и которые уже так себя не ведут. Как правило, именно эти люди легально работают и живут по адресу регистрации.
– Заметили ли вы изменения в отношении к мигрантам после начала войны?
– [Среди тех, кто] остался в России, таких практически нет. Но я вижу, как меняется поведение тех, кто из России убежал. Они почему-то изумлены, что к ним относятся по-человечески. То есть, они думали, что ненавидеть мигрантов — это всеобщая норма. Ну, это жертвы пропаганды, и надо понимать, что вот эта ксенофобия и мигрантофобия – это тоже часть пропаганды, которая существует в России.
Это не потому что русские плохие, это потому что они живут в обстановке нагнетаемой искусственной ненависти. Когда они видят, что есть совершенно нормальное отношение, они удивляются.
– Изменилось ли количество личных угроз в вашу сторону после объявления мобилизации?
– После мобилизации – нет. Был очень агрессивный всплеск во второй половине августа, и он продолжался до 10-х чисел сентября – примерно 20 дней.
Много было угроз – например, «набутылять». Понимаете, да? Это отсылка к сексуальной пытке.
Поскольку это полицейский жаргон, я думаю, что ко мне обращались именно полицейские.
Но с началом мобилизации они как-то отвлеклись от меня и увлеклись чем-то другим, видимо. Сейчас я получаю меньше [угроз], в стандартом режиме – пару раз в неделю. А то у меня было по 60 в день.
– Что вы думаете о ситуации с кыргызским журналистом Таалайбеком Дуйшенбиевым, которого осудили за цитирование ваших слов?
– Я была изумлена, и я не понимаю причин. Я не вижу никакого экстремизма в своих словах. Я – юрист, и я могу отличать экстремизм от неэкстремизма. Я не знала этого журналиста, я ничего не знаю о нем. Кроме того, что мне присылали ссылку, что его осудили за цитату, которую он просто скопировал с [материала телеканала] «Апрель». При этом «Апрелю» – ничего, мне – ничего, а ему – почему-то осуждение за экстремизм.
Как я понимаю, это абсолютно [чьи-то] личные интересы. Если бы речь шла о России, они бы меня сожрали, а не этого журналиста.
Источник: https://kloop.kg