«Нам нужны не граждане, а жители»

В среду, 11 сентября, миграционной службе России исполняется 300 лет. В 1719 году Петр I в своем указе впервые упомянул слово «паспорт» как документ, удостоверяющий личность иностранцев. Спустя 200 лет большевики издали декрет, по которому все граждане от 16 лет должны были иметь специальную трудовую книжку с местом работы и прописки. Чуть позже появились адресные бюро – то есть паспортные столы, – а затем вся эта система перекочевала под крыло министерства внутренних дел, где (с перерывом на 10 лет в начале XXI века) находится до сих пор.

В преддверии профессионального праздника «миграционщиков» «Новая» попросила заведующую лабораторией экономики народонаселения и демографии экономического факультета МГУ Ольгу Чудиновских ответить на часто задаваемые вопросы о миграции. Это, как нам кажется, позволит понять, почему при прочих равных сотрудников управления по делам миграции нужно если не хвалить, то хотя бы понимать, в каких политических условиях они работают.

– Сколько мигрантов сейчас нужно России? С чем связана такая потребность?

– Население России стареет и сокращается. Новые технологии, при которых потребность в человеческом труде будет минимизирована, – дело будущего (достаточно отдаленного), поэтому рассуждения на тему «скоро в России будет высвобождено несколько миллионов работников» – пока из области маниловских фантазий. Без миграционного притока численность населения сократится к 2035 году более чем на шесть миллионов человек (по прогнозу ООН – на 6,5 млн), особенно пострадают группы населения наиболее продуктивных рабочих возрастов. Поэтому при самом грубом приближении нам нужны такие миграционные потоки, которые обеспечат хотя бы этот миграционный прирост. К сожалению, с текущим (ежегодным) учетом у нас большие проблемы, их масштаб покажет перепись 2020 года.

так как потребность в них есть даже в государствах, намного опередивших Россию по уровню экономического развития.

– Какие мигранты для страны удобнее: те, кто приезжает работать, но потом уезжает, или те, кто остается насовсем?

– Нужны и те, и другие. Конечно, Россия заинтересована в долгосрочных мигрантах, которые сами стремятся врасти в нашу жизнь и стать частью принимающего сообщества. Их дети, как правило, уже не будут отличаться от сверстников – не мигрантов.

Но временные мигранты, в первую очередь трудовые, тоже нужны. Многие виды деятельности – например, сельское хозяйство – предполагают сезонную занятость, и привлечение дополнительной, временной рабочей силы тут идет во благо. Кроме того, далеко не все мигранты стремятся переселяться навсегда: поработали, заработали денег (и, кстати, внесли свой вклад в нашу экономику!) и вернулись домой, не создавая нагрузки на социальные фонды в России и не требуя условий для обустройства.

В мире все большее развитие приобретает так называемая циркулярная миграция, когда мигранты выезжают на заработки на год-два (и более), но потом возвращаются на некоторое время домой. И место жительства семьи мигранта, его домохозяйство остаются в стране исхода.

– Главное опасение, которое высказывается противниками миграции, – большое количество приезжих увеличит уровень преступности и размоет российскую культуру. Это так?

– Это результат традиционной зашоренности и предвзятого отношения к мигрантам. Доля преступлений, которые совершают иностранцы, на протяжении многих лет не превышает 4% от их общего числа. К сожалению, у нас нет статистики преступности мигрантов, уже получивших гражданство, но я уверена, что мы сами (не мигранты) для себя намного опаснее в плане преступности, чем приезжие. В свое время мы рассчитывали относительные показатели преступности граждан РФ и иностранцев. Получилось, что уровень преступности иностранцев как минимум в два-три раза ниже, чем граждан России.

– Откуда больше всего едет мигрантов в Россию? Существует гипотеза, что мигранты из Средней Азии теперь предпочитают турецкий рынок, нежели российский, – меньше мороки с документами.

– Насчет турецкого рынка ничего сказать не могу, но он представляется менее емким, чем российский. Конечно, часть потока мигрантов из Центральной Азии переориентировалась на восточные направления, в том числе в Турцию, так же как большая часть потока из европейских стран СНГ давно предпочитает Европу, а не Россию. Но пока мигранты из Центральной Азии недостаточно конкурентоспособны на рынках вне России, к тому же знание русского языка (на разном уровне, но все-таки достаточном для коммуникации), налаженные каналы и мигрантские сети поддерживают интерес к российскому направлению.

Данные о количестве граждан разных стран, приехавших в Россию и поставленных на миграционный учет (в том числе с целью работы), можно найти на сайте Главного управления по вопросам миграции, за что им большое спасибо. Больше всего потенциальных работников приезжает из Узбекистана, что понятно: это самая населенная из постсоветских стран Центральной Азии. Украинцы давно переориентировались на Европу, а волна вынужденной миграции 2014–2015 гг. уже иссякла.

– Нужно ли и дальше упрощать условия для мигрантов: уменьшать количество необходимых для жизни и работы в России документов, быстрее давать гражданство, создавать еще больше программ для ассимиляции?

– Нужно в первую очередь вести адекватную ценовую политику в отношении патентов. Несмотря на то что в новой Концепции миграционной политики нам рассказали об успехах в регулировании трудовой миграции и сокращении нелегальной составляющей, это не так. Необоснованный рост цены патентов в самых привлекательных для мигрантов регионах (это Москва и Московская область, другие регионы в условиях кризиса стагнируют) привел к одновременному росту недокументированной миграции.

До 2015 года число иностранцев, поставленных на миграционный учет с целью «работа», примерно было близко к числу лиц, получивших разрешительные документы (я не учитываю граждан ЕАЭС). С 2015 года только половина потенциальных трудовых мигрантов обращается за патентом.

Поэтому нелегальная трудовая миграция выросла. Это результат недальновидной и «жадной» политики региональных властей, которые получили право устанавливать цену патента.

Остальные требования к документам выглядят относительно обоснованными, за исключением, конечно, тотального тестирования на знание русского языка и основ истории и законодательства. Эти требования можно предъявлять к долгосрочным мигрантам (да и то – зачем им знать про историю Куликовской битвы или войны с Наполеоном?), но для сезонных работников, а также рабочих из дальнего зарубежья, которые работают в замкнутых коллективах, такие требования явно избыточны. Они помогли создать огромный теневой рынок продажи сертификатов без тестирования, и это явный (и отрицательный) результат такой политики.

– Год назад была принята Концепция миграционной политики, в которой, как многие считают, речь идет о первоочередном возвращении в страну русскоязычных и этнических русских. Означает ли это, что Россия делает ставку на национальную и языковую идентичность как главное преимущество при отборе потенциальных кандидатов в граждане России?

– Это очередные мечты с довольно-таки нацистским обоснованием. В Концепции есть весьма удивительная фраза о том, что «целью миграционной политики является создание миграционной ситуации, которая способствует решению задач… в сфере защиты и сохранения русской культуры, русского языка и историко-культурного наследия народов России, составляющих основу ее культурного (цивилизационного) кода». Трудно представить гипотетические концепции миграционной политики США, где бы шла речь о защите англосаксонского наследия, или Германии, призывающей к сохранению немецкой культуры и германского «цивилизационного кода». Возникают весьма спорные коннотации и исторические параллели.

К нам (пока) хотят приехать не только русские, русскоязычные (видимо, голубоглазые и светловолосые славяне), но и люди, говорящие по-русски, но представляющие совсем иные этносы и конфессии. Если речь идет о законопослушных, продуктивных и трудоспособных мигрантах, почему бы им не дать возможность переехать на понятных условиях в Россию? Почему надо постоянно акцентировать внимание на «соотечественниках»? Отсутствие нормальных программ для переселения других категорий мигрантов привело к тому, что под «соотечественников» пытаются перекраситься все кому не лень.

В новой концепции написаны правильные слова, что нам нужны не только соотечественники, но и другие мигранты. Однако далее по тексту снова мы видим преференции только для соотечественников.

Сама программа переселения далеко не безупречна. В ней сформулированы очень жесткие требования к возрасту, квалификации потенциального мигранта. По сути, это не репатриационная программа, а программа квалифицированной трудовой миграции с элементами репатриации.

Еще замечу следующее. Очень многие делают общую ошибку: жители не всегда идентичны гражданам. Во многих странах мира иностранцы десятилетиями живут по виду на жительство, работают, приносят пользу себе и стране, но при этом не обращаются за гражданством. Нам нужны не граждане, а в первую очередь жители.

Только будем перекачивать туда пенсии и материнский капитал.

– Стать гражданином России сейчас легче, чем, скажем, 20 лет назад? Чья это заслуга?

– По данным ГУВМ, 99,9% всех соискателей получают гражданство в упрощенном порядке. До 2011 года срок ожидания не превышал полутора лет, для граждан Кыргызстана, Казахстана, Беларуси – всего три месяца. Сейчас сроки лишь немного увеличились (не более чем на год, по моим представлениям).

Что хорошего в том, что стать гражданином России легко? По-моему, ничего. Даже русскоговорящим нужно некоторое время, чтобы врасти в новую жизнь, понять, как тут все устроено. По сути дела, мы все миграционные проблемы решаем с помощью упрощенного и тотального приема в гражданство. Жить с видом на жительство или РВП у нас все равно трудно, поэтому все рвутся побыстрее получить паспорт. Если бы сняли ряд обременений с иностранцев, которые имеют РВП или вид на жительство, то поток желающих получить гражданство уменьшился бы.

Это не чья-то заслуга, а большой перекос в нашей миграционной политике, и ничего хорошего в этом, по-моему, нет.

– Как оценить работу миграционной службы МВД сейчас? В чем ее можно назвать хорошей?

– ГУВМ делает все, что в их силах, находясь под большим и не всегда конструктивным влиянием внешних обстоятельств. Большая заслуга и руководства, и кадровых сотрудников, что в тяжелейших условиях, в которые была поставлена миграционная служба после упразднения ФМС в апреле 2016 года, им удалось сохранить костяк кадров (поверьте, это очень важно) и способность видеть миграционную политику все-таки как гуманитарную, а не полицейскую миссию.